«Мы не будем играть мировой роли — с этим нужно смириться»: мир в Портсмуте

Русскую делегацию на русско-японских переговорах, после отказа нескольких профессиональных дипломатов от предложений, сделанных императором, возглавил С.Ю. Витте. Николай II пошел на это назначение с трудом, и только после второго представления, сделанного Ламздорфом. Наряду с Витте, в делегацию вошли также барон Р.Р. фон Розен и Ф.Ф. Мартенс. Глава русской делегации оказался в трудном положении. Американская пресса единодушно сходилась в том, что японские требования о выплате контрибуции являются абсолютно справедливыми. С другой стороны, император был категорически против уступок русской территории и выплаты военных издержек. Делегация отплыла в Америку из Шербурга на борту немецкого парохода «Kaiser Wilhelm der Grosse». Уже на борту ее сопровождали журналисты. Витте охотно общался с ними. Он был невозмутим и спокоен. К моменту приезда в Нью-Йорк, новости, которые глава делегации получал от Коковцова, не настраивали на положительный лад: японцы продолжали занимать Сахалин и частично высаживались напротив острова на материке, по мнению Петербурга, существовала опасность движения противника на Владивосток и овладения им, а также вытеснения Линевича из Манчжурии и полной оккупации ее. Поражение России было очевидным, внешнеполитическая обстановка накануне переговоров — неудовлетворительная.

Общественное мнение Америки было настроено крайне враждебно по отношению к официальному Петербургу, и в высшей степени сочувственно к революционерам и Японии. Причиной были опасения чрезмерного усиления России на Тихом океане и состояние еврейского вопроса. Погромы во время революции лишь добавили эти настроения, и они разделялись президентом и государственным секретарем Дж. Хеем. Фактически сама война велась благодаря займам, которые предоставил Японии американский банк Я. Шиффа «Кун, Лейб и К.» (май 1904 г. — 50 млн. долларов, ноябрь 1904 г. — 58 млн. долларов, в марте 1905 — 150 млн. долларов и в июле 1905 г. — 150 млн. долларов). 7 июля 1905 г. США согласились содействовать передаче Японии Порт-Артура и Ляодунского полуострова, а также признали особые права Японии на Корею. Схожие положения содержались и в продленном 12 августа 1905 г. на следующее 10-летие англо-японском союзе. В отличие от предыдущего он содержал обязательство одной из сторон прийти на помощь союзнику даже в случае войны с одним государством (под вероятными противниками по-прежнему подразумевались Россия и Франция), а в сферу действия союза были включены и индийские владения Великобритании.

Перед отъездом в Портсмут, 1(14) июля 1905 г. Витте встретился с Великим Князем Николаем Николаевичем-мл. для того, чтобы выяснить состояние русской армии и ближайшие перспективы военных действий. Результаты были малоутешительными: больших поражений, подобных Ляояну и Мукдену, Николай Николаевич не ожидал. Наоборот, он считал, что армия в состоянии перейти в контрнаступление и оттеснить японцев за Ялу и Квантун, но оценивал стоимость кампании в 1 млрд. руб., а потери — в 200 тыс. убитыми и ранеными. При этом господство на море останется в японских руках, и следовательно, можно будет ожидать занятия противником Сахалина и значительной части Приморской области. Подобный сценарий летом 1905 года был неприемлем, в охваченной революцией стране невозможно было провести новые частичные мобилизации без применения силы, в казне не хватало средств на военные действия, возможность внешнего займа практически исключалась. Тем не менее Витте просил русское командование организовать наступление — даже частичный успех в этой обстановке был бы важен для улучшения позиций русской делегации.

Однако Линевич не собирался наступать, к его нерешительности добавилось опасение, что революция сделает то, чего не удалось японской армии, т. е. отрежет русские войска в Манчжурии от снабжения по железной дороге. Организации РСДРП, действовавшие на Сибирской железной дороге, занимались безудержной пропагандой, даже в начале сентября 1905 г. они обвиняли Витте в том, что он не торопится заключать мира, потому что царь ему выдал по 400 рублей в день «на продовольствие» и по 5.000 рублей на экстраординарные расходы. «Жить можно», — утверждала большевистская листовка. Остается только гадать, какое впечатление подобные суммы должны были произвести на рабочих и солдат. Им и предлагалось единственно возможное решение проблем страны: «В то время, пока народный враг — царское правительство — сладко поет о мире, дружно подготовим общую стачку по линии дороги и остановим все поезда. Сами солдаты будут рады помочь нам. Но для этого надо работать, товарищи».

Тем временем и японцы не теряли времени. В Токио перед началом переговоров шли острые споры об их программе. Наиболее жестко был настроен министр иностранных дел Ютаро Комура настаивал на том, чтобы включить в нее не только контрибуцию, признание японского контроля над Кореей, передачу Квантуна, ЮМЖД до Харбина, но и обязательство со стороны России ограничить в будущем использовать КВЖД исключительно в коммерческих целях, предоставить Японии полные права на рыболовство близ побережья и рек Приморья, права на свободное судоходство по Амуру от дельты до Благовещенска, открыть Благовещенск, Хабаровск и Николаевск для свободной торговли японских подданных и открыть в этих городах и во Владивостоке японские консульства. Это была программа, в реальность достижения которой японское правительство и военные не верили. В результате на заседании кабинета министров 21 апреля 1905 г. был утвержден санкционированный императором список японских требований. Они делились на абсолютно необходимые (признание права на свободу действий в Корее; одновременная эвакуация Манчжурии; передача прав на Квантун и часть ЮМЖД) и желательные (контрибуция, передача русских судов, укрывшихся в нейтральных портах, передача Сахалина и прилегающих островов, предоставление прав на рыбную ловлю вдоль побережья Приморья, разоружение Владивостока и превращение его исключительно в торговый порт).

Было ясно, что желательные требования полностью реализовать не удастся, как, впрочем, и то, что японское общественное мнение не простит этого руководителю делегации своей страны на переговорах. Поэтому император сразу же вывел из числа кандидатов, пожалуй, одного из самых авторитетных японских государственных деятелей — маркиза Ито. От чести возглавить делегацию отказался и премьер-министр генерал армии виконт Таро Кацура. Будущий мир превращался в почти точно такую же ловушку для японских политиков, каким он был для русских. Разница заключалась в том, что значительная часть русского общества по самым разным причинам не простила бы уступок Японии, неизбежных после такой неудачной войны и при таких неблагоприятных внешне и внутриполитических обстоятельствах, а подавляющее большинство японского общества не простило бы уступок от самых жестких требований к России. Последнее также было естественно, так как война привела к огромным человеческим и материальным потерям, а также к всплеску националистических настроений.

Наиболее точно эти народные чувства изложил в своей программе барон Комура. Именно он и был назначен главой японской делегации. Комура полностью подходил к роли потенциального козла отпущения: 1) он был моложе многих членов правительства (50 лет) и амбициозен; 2) его возможная отставка, в отличие от Кацуры, не привела бы к правительственному кризису; 3) он не был выходцем из наиболее влиятельных кланов — Сатсума, Тёсю и Тоса. Назначение Комуры закладывало предпосылки кризиса на переговорах, т.к. и сам он прекрасно понимал сложившиеся обстоятельства, и поэтому должен был действовать жестко. Очевидно поэтому его и лишили права в случае угрозы срыва переговоров решать их судьбу без санкции правительства. Последнее делало неизбежным активную переписку между Портсмутом и Токио, как, впрочем, и между Портсмутом и Петербургом. Японцы не сумели взломать русский дипломатический шифр и поэтому вынуждены были обращаться к помощи британских криптографов, также действовавших не всегда удачно. 8 июля 1905 г. японская делегация отбыла в США, провожаемая криками «банзай» провожавшей ее многотысячной толпы. «Когда я вернусь, — сказал Комура сопровождавшему его чиновнику, — эти люди превратятся в бунтующую толпу и встретят меня комьями грязи или стрельбой. Так что лучше сейчас насладиться их криками «банзай».

Имея перед собой противника, прочно опиравшегося на собственные успехи и поддержку союзников, а позади — страну, охваченную революцией и армию, командование которой не желало рисковать и переходить в наступление, Витте пришлось рассчитывать только на собственные дипломатические способности. Его внешнеполитическая программа теперь отличалась трезвостью. «Нам нужен скорейший, но прочный мир на Дальнем Востоке, — писал он 23 июня (6 июля) Куропаткину. — Нужно пожертвовать всеми нашими успехами, достигнутыми там в последние десятилетия. Нужно покончить со смутою в России и начать новую, деятельную жизнь разумного строительства. Нужно лет 20−25 заняться только самими собой и успокоиться во внешних отношениях. Мы не будем играть мировой роли, — ну, с этим нужно смириться. Главное, внутреннее положение, — если мы не успокоим смуту, то можем потерять большинство приобретений, сделанных в XIX столетии».

С таким настроением отправился в США глава русской делегации. Перед ним стояла весьма непростая задача. До известной степени она упрощалась тем, что русские дешифровальщики решили проблему дипломатического шифра противника, и в результате в МИДе получили возможность читать значительную часть переписки Токио с посольствами в Китае и Европе. Впрочем, удержать это в секрете не удалось. Сотрудник Форейн офис известил японского посла в Берлине о том, что русские, судя по всему, читают секретную переписку японских дипломатов. В результате накануне переговоров Япония сменила шифр дипломатической переписки, что стало весьма ощутимой потерей для русской делегации. Витте пришлось действовать вслепую. Своим союзником глава русской делегации решил сделать общественное мнение страны, где велись переговоры. Еще будучи в Париже он дал интервью Ассошиэйтед Пресс, которое вышло под заголовком «За мир, но не любой ценой».

По прибытию в Нью-Йорк, еще до начала переговоров, он сумел добиться многого. Прежде всего, ему удалось встретиться с Шиффом и другими представителями еврейской общины. «Приезд Витте, — докладывал финансовый агент 23 июля 1905 г., — безусловно произвел во враждебном, даже злорадном, к нам отношении американского общества как будто перемену; в части публики замечаются признаки симпатии к России; независимо от прекрасной — пока в общем — прессы мы окружены, благодаря уменью и такту Сергея Юльевича, всеобщим вниманием.» Впрочем, эти успехи не стоит переоценивать, так как американский внешнеполитический курс оставался последовательным. На встрече с Рузвельтом 22 июля (4 августа) Витте заявил, что категорически против заключения мира на условиях, «задевающих честь» России, но поддержки у президента он явно не получил. Тот считал желательным как можно быстрее прекратить войну, о чем недвусмысленно заявил на следующий день во время встречи с делегациями двух стран. В сложившейся ситуации ускорить переговоры можно было лишь путем максимальных уступок Японии.

5 августа две делегации прибыли в Ойстер Бей на американских крейсерах «Такома» (японская) и «Чаттануга» (русская), где они впервые встретились на борту президентской яхты «Мейфлауер». Вслед за первой неформальной встречей было принято решение о том, что русская делегация отправится в Портсмут на борту «Мейфлауера», а японская — на борту крейсера «Дельфин». 27 июля (8 августа) делегации прибыли в Портсмут. Фактически уже на следующий день начались переговоры. Формально это были консультации по принципам ведения переговоров, которые завершились подписанием 28 июля (9 августа) предварительного протокола — документы должны были вестись на французском (русская делегация) и английском (японская делегация) языках, в секретном режиме. Все заявления прессе должны были делаться по взаимному соглашению участников. За неделю до первой встречи делегаций Рузвельт информировал Розена о том, что японцы потребуют уплаты контрибуции и уступки занятого уже ими Сахалина. Эта информация быстро подтвердилась.

С самого начала Министр иностранных дел Японии выступил с весьма тяжелыми для России требованиями. Они были озвучены уже на первом утреннем заседании 10 августа:

1) признание особых политических, военных и экономических прав Японии в Корее;

2) вывод русских войск из Манчжурии отказ от всех преимуществ, которые имела там Россия, признание принципа равных возможностей;

3) Япония возвращает Китаю оккупированные территории, за исключением Ляодунского полуострова;

4) полное восстановление китайского суверенитета над Манчжурией, включая право Пекина на развитие ее в коммерческом и промышленном отношениях;

5) передача Японии Сахалина и прилегающих островов;

6) передача прав на аренду Порт-Артура и Квантуна Японии;

7) передача Японии ЮМЖД по линии Порт-Артур-Харбин;

8) ограничение прав России на использование КВЖД, которая должна использоваться исключительно в коммерческих и промышленных целях;

9) компенсация военных расходов Японии;

10) передача Японии всех русских военных судов, укрывшихся в нейтральных портах;

11) ограничение права России держать флот на «Крайнем Востоке»;

12) предоставление японским подданным прав на рыбную ловлю у русских берегов, в заливах, гаванях и реках бассейнов Японского, Охотского и Берингова морей.

Из дипломатичности японцы решили изъять слово «контрибуция» из своих требований, кроме того, по рекомендации Рузвельта Комура снял требования о передаче Владивостока или ограничения права России укреплять побережье.

Витте проявил незаурядные дипломатические способности на переговорах, сочетая отказы с уступками. Основные пункты своей программы сам он сформулировал следующим образом:

«1) ничем не показывать, что мы желаем мира, вести себя так, чтобы внести впечатление, что Государь согласился на переговоры, то только ввиду общего желания почти всех стран, чтобы война была прекращена;

2) держать себя так, как подобает представителю России, т. е. представителю величайшей империи, у которой приключилась маленькая неприятность;

3) имея ввиду громадную роль прессы в Америке, держать себя особливо предупредительно и доступно ко всем ее представителям;

4) чтобы привлечь к себе население в Америке, которое крайне демократично, держать себя с ним совершенно просто, без всякого чванства и совершенно демократично;

5) ввиду значительного влияния евреев, в особенности в Нью-Йорке, и американской прессы вообще не относиться к ним враждебно, что, впрочем, совершенно соответствовало моим взглядам на еврейский вопрос вообще».

30 июля (12 августа) Витте дал официальный ответ на японские требования. Он представлял собой комбинацию из уступок по второстепенным и очевидно проигрышным вопросам и отказов по всем остальным. Далее избранная Витте тактика стала приносить все более и более выгодные для России результаты. По его собственным словам, «…он достиг успеха потому, что основал свою политику на господствовавших в американском народе чувствах. Он начал с того, что уступил Японии все то, что общественное в Америке мнение почитало подлежащим уступке…» В какой-то степени остроту антирусских настроений последнего Витте, по его словам, удалось снять при встрече 2(15) августа «…с главными вождями американского еврейства, которые имеют существенное влияние на здешнее общественное мнение, располагают огромными капиталами и помогают японскому правительству в денежных операциях».

Витте был доволен результатами встречи. «Беседа моя, — докладывал он, — по мнению барона Розена, может иметь серьезное влияние на здешнее общественное мнение и во всяком случае не может не тревожить японцев, так как бывшие у меня лица являются банкирами Японии.» Настроение американской прессы действительно начало меняться в лучшую для России сторону. Разумеется, Я. Шиф и возглавляемый им банк был заинтересован в получении Японией контрибуции, и, как следствие, в возвращении организованных для Токио кредитов. Не менее того, впрочем, этот банк был заинтересован в приостановлении военных действий на том пределе, за которым начинался значительный риск. Американские финансисты дали знать японской делегации, что они не предоставят более Токио займа (через три месяца после окончания войны японцы разместили займ на 107 млн. долларов в Лондоне и Берлине).

Витте дал категорически негативный ответ на требования выдачи кораблей из нейтральных портов, уплаты контрибуции, уступки русской территории, и ограничения прав на использование КВЖД и вооружений на Дальнем Востоке. Всем своим поведением Витте демонстрировал, что поражение, пусть и весьма неприятное, в далекой колониальной войне ничем страшным России не грозит. 4(17) августа во время дискуссий по вопросам о контрибуции он заявил: «Вот если бы японцы заняли Москву, то тогда можно было бы поднять такой вопрос.» Русская делегация продолжала радушно общаться с представителями прессы, японцы, по словам американского журналиста, «захлопывали им перед носом двери».Они ограничивали себя ежедневными «бессодержательными» бюллетенями, которые зачитывались в холле гостиницы, в которой жила японская делегация. Что касается Витте — он был постоянно открыт для общения со всеми журналистами, вне зависимости от того, как они освещали ход переговоров.

Несколько раз переговоры находились на грани срыва, и в конце концов самым главным вопросом споров стал Сахалин. Японцы готовы были рассмотреть вопрос о выкупе оккупированного острова или его аннексии взамен на контрибуцию и отказ от требования выдачи русских судов в нейтральных портах и ограничения русских военных сил на Дальнем Востоке. Последнюю схему, по русским данным, поддерживал и президент США. Обстановка чрезвычайно накалилась. 6(19) августа Витте телеграфировал императору о том, что переговоры сорвались. Без санкции императора он не мог пойти на уступки: «…каждому человеку, который достоин называться человеком, присуще чувство любви к Отечеству. Это чувство не позволило мне принять на себя ответственность за мирные условия, не соответствующие достоинству народа, к которому я имею счастье принадлежать».

9(22) августа с телеграммой к Николаю II обратился Рузвельт, призывавший согласиться на уступку южного Сахалина. «Такое решение вопроса, — рассуждал президент, — [я] считаю выгодным для России. Хотя финансовое положение Японии тяжелое, но она может продолжать войну, и в таком случае Приморская область, приобретенная кровью русских сынов, вероятно перейдет в руки Японии. Что касается Сахалина, то удержание в руках России северной части вполне обеспечивает, по признанию русских военных экспертов, положение Владивостока.» Неясно, на мнение каких русских военных ссылался Рузвельт, но его телеграмма в Петербург была отправлена через Витте. Император был твердо настроен не уступать собственному принципу — «ни пяди земли, ни копейки вознаграждения», однако 12(25) августа под воздействием французской и американской дипломатии он согласился на передачу южной части острова до 50-й параллели. В выплате контрибуции под каким-либо видом было категорически отказано. «У меня волосы поседели из-за общения с русской и японской мирными делегациями. — Писал в этот день миротворец Рузвельт. — Японцы просят слишком много, но русские в десять раз хуже япошек («Japs» — А.О.), потому что они настолько тупы и не скажут правду».

27 августа в Токио было получено сообщение Комуры о том, что он планирует прервать переговоры. Ямагата, Ямамото, Ойяма и Кодама настаивали на мире. Мнение военных разделял министр финансов. 15(28) августа японцы в Портсмуте попытались в последний раз пойти на решение, дававшее возможность решить финансовую часть проблемы. Они предложили России заплатить 1,2 млрд. иен за возвращаемую ей северную часть Сахалина, отказываясь на этом основании от контрибуции. Позиция Витте осталась неизменной. 28 августа для обсуждения в Токио был собран главный императорский совет, которому предшествовало заседание совета Гэнро, в результате чего было принято предписание Комуре принять условия мира без контрибуции. О важности ситуации для Японии говорит тот факт, что с 1903 г. это был четвертый созыв главного императорского совета. Первый состоялся 23 июня 1903 г., когда было принято решение вступить в переговоры с Россией, второй — 12 января 1904 г., когда было решено отправить в Петербург последний пакет предложений по переговорам и третий — 4 февраля 1904 г., когда было принято решение о начале войны с Россией. На это решение повлияла информация о готовности Петербурга пойти на уступки, полученная членом японской делегации от американского коллеги.

В результате 16(29) августа было достигнуто принципиальное соглашение об условиях мира. Япония отказалась от требований выкупа северного Сахалина. Россия уступала южную часть острова на условиях сохранения для русских судов свободного плавания по проливу Лаперуза и отказа японцев от использования этой территории в военных целях. «Вообще Витте продолжает думать, — записал в этот день в своем дневнике секретарь русской делегации, — что мир, даже такой, для России выгоднее войны. На него, несомненно, повлиял капитан Русин, приехавший… с театра войны и привезший мало утешительные сведения о настроении нашей армии. Запрос, посланный Линевичу, также не дал положительных результатов.» Позже Русин утверждал, что он был уверен в необходимости продолжения войны, но Витте потребовал подтверждения его слов Линевичем, чего генерал так и не сделал. Договор был подписан 23 августа (5 сентября) 1905 г. Условия Портсмутского мира в сложившейся ситуации можно признать удовлетворительными для России. По окончанию переговоров был назначен торжественный молебен в честь прекращения войны в англиканской церкви Христа Спасителя, на который японская делегация не явилась. Через два дня последовала Высочайшая благодарность Витте и Розену.

Россия признавала Корею сферой влияния Японии. Токио немедленно приступил к наведению собственного порядка в стране. Военный бюджет страны был сокращен на 56%, с 2.426.087,5 иен в 1905 до 1.379.617 иен в 1906 г. Сокращались штаты армии, при этом в 15 раз выросли траты на центральное управление Военного министерства и в 28 — на жандармерию, формировавшуюся из преданных японцам людей. Расходы на полицейские силы составили таким образом ѕ всех военных расходов Кореи. Кроме того, в стране было размещено 24 японских батальона при 36 горных орудиях, 8 эскадронов и вспомогательные части. Фактически страна управлялась японским резидентом — маркизом Ито. После попытки Коджона в 1907 г. направить корейских представителей на конференцию по международному праву в Гаагу японское правительство пошло на открытое вмешательство. После визита министра иностранных дел Японии в Сеул император отрекся в пользу своего сына. 29 августа 1911 г. Корея была присоединена к Японии под названием провинция Чосон, в которой было установлено японское генерал-губернаторство), но русским подданным в этой стране должны были быть предоставлены такие же условия, как и подданным наиболее благоприятствуемой страны.

Безусловно проигравшей стороной в этой войне был и Китай, на территории которого прошли основные сражения войны, в ходе которой погибло около 20.000 китайцев, несколько сот тысяч стали беженцами, материальные потери Поднебесной империи исчислялись в 60 млн. таэлей. Россия уступала Японии арендные права на Квантун с Порт-Артуром и Дальним, участок ЮМЖД от Порт-Артура до станции Чанчунь (Куаньченцзы). Только стоимость железной дороги и Дальнего равнялась 125.761.108 рублей 71 коп. К японцам переходила и южная часть острова Сахалин. При этом и Япония, и Россия обязывались не укреплять остров и не препятствовать свободе плавания в проливах Лаперуза и Татарском. Проводилась одновременная и полная эвакуация Манчжурии. Россия предоставила японским подданным право рыбной ловли только вдоль своих берегов в Японском, Охотском и Беринговом морях (статья 11).

Статья 13 договора предусматривала обмен пленными «в возможно скорейший срок». Кроме того, Россия брала на себя обязательство компенсировать японские расходы по содержанию русских военнопленных: «Российское и Японское Правительства представляют друг другу в скорейшем по возможности времени, после окончания передачи пленных, документами оправданный счет прямых расходов, произведенных каждой из них по уходу за пленными и их содержанию со дня пленения или сдачи до дня смерти или возвращения. Россия обязуется возместить Японии, в возможно скорейший срок по обмене этих счетов, как выше установлено, разницу между действительным размеров произведенных таким образом Японией расходов и действительных размеров равным образом произведенных Россией издержек.» Император согласился на это требование при условии, «…если уплата за пленных будет добросовестная и будет отвечать действительным расходам по их содержанию и лечению.»

Положения об условиях содержания русских военнопленных были весьма приличными, хотя реалии и расходились с декларациями, но в этой войне Япония в целом выполняла международные соглашения, хотя имели место и убийства, и допуск революционеров для антиправительственной пропаганды в лагеря, где содержались русские пленные, пленные также снабжались революционной литературой, были и попытки столкнуть рядовых и офицеров. Санитарно-медицинское обслуживание было неплохим — в плену умерло от болезней 1030 человек и еще 613 от ран (для этого времени это были относительно небольшие цифры). В отличие от японского положения, русское более четко определяло размеры содержания пленных (вещевого, питания, лечения и т.п.) — они соответствовали нормам «соответствующих чинов русских войск». Впрочем, русские правила не были использованы в той мере, на которую рассчитывали их создатели. В Японии находилось 72.445 русских (включая 1.445 офицеров), почти половина из них была захвачена в плен в Порт-Артуре. В русском плену находилось 2.083 японцев — 108 офицеров и 1.975 нижних чинов. В результате переговоров была определена разница в суммах, истраченных Петербургом и Токио на содержание пленных — 45.931.949 руб. 31 коп., которая была выплачена японскому правительству через Лондон 10 (23) ноября 1907 г.