The Economist: Арабская зима

В начале января 2016 года в одном из самых авторитетных мировых изданий - The Economist - вышла публикация под заголовком "The Arab Winter" ("Арабская зима"). Она посвящена тому, как политика свержения авторитарных режимов привела в итоге лишь к ухудшению жизни рядовых обитателей тех мест. Статья имеет большой резонанс на Западе, но в нашей стране оказалась незамеченной. ИА "СеверИнформ" одним из первых в России публикует перевод публикации, чтобы у русскоязычной аудитории также была возможность оценить аргументы авторов The Economist.

The Economist: Арабская зима
Фото:onesaint.org

(Оригинал статьи здесь)

Спустя пять лет после волны восстаний Арабский мир хуже, чем когда-либо. Но его население лучше понимает свое трудное положение.

«Я свободен и бесстрашен. Мой секрет в том, что я никогда не умру. Я голос тех, кто не покорится…» Голос, о котором идет речь, запевший посреди толп, заполнивших Авеню Бургибы, место прогулок в Тунисе, в начале 2011 года, принадлежал Emel Mathlouthi. На мгновение тишины за месяц шумного протеста, она выражала устремления сотен тысяч ее соотечественников.

14 января эти протестующие заставили Зин эль-Абидин Бен Али, диктатора Туниса в предшествующие четверть века, уйти с поста. То, что последовало, было не так легко. Терроризм помешал, как экономическому прогрессу, так и более глубоким политическим реформам. Но в 2015 году страна стала первым арабским государством, которое было оценено как вполне «свободное» Freedom House, американской организацией по мониторингу гражданских свобод, и она продвинулась на рекордные 32 места среди стран, проверяемых Democracy Ranking Association, базирующейся в Вене. В декабре мисс Mathlouthi пела перед другими зачарованными слушателями – на этот раз в Осло во время торжеств, сопровождавших вручение Нобелевской премии мира четырем гражданско-общественным группам, которые разрабатывали новую конституцию 2014 года.

К сожалению, такой результат остался совершенно аномальным. Было шесть арабских стран, в которых массовые мирные протесты, вызванные ненавистью к правителям, произошли весной 2011 года. Ни одно другое восстание не пришло к счастливому концу. Ливия и Йемен схлопнулись, их центральные власти заменены полностью или частично воюющими ополченцами, некоторые из которых поддерживаются иностранными державами, а некоторые слетаются под знамена Аль-Каиды или Исламского Государства. Египет и островное королевство Бахрейн сейчас еще более автократичны, в некотором отношении, чем когда протесты начинались. И Сирия падает в пропасть. Половина ее городов лежит в руинах, многие ее плодородные земли заброшены; миллионы были перемещены внутри страны, миллионы бежали за ее пределы; сотни тысяч были убиты; и конца этому не видно.

За исключением своих дальнего востока и запада – богатого нефтью Залива и спокойно процветающего Марокко в стороне, за границей с Алжиром, которая была запечатана на 21 год – остальной арабский мир выглядит не слишком хорошо. Шиитский юг и курдские север и северо-восток Ирака, в действительности, отдельные страны, в то время как на его западе, где доминируют сунниты, пустило корни устрашающе жестокое правление Исламского Государства. Алжирцы и суданцы, выйдя из гражданских войн, по-прежнему обнаружили перед собой непрозрачные и хищнические армейские клики. Палестинцы, разделенные на конкурирующие кантоны, слабее и более разделены, чем когда-либо. Иордания остается островом тишины, сохраняемой благодаря страху: как собственный народ королевства, так и страны-доноры, которые поддерживают его, слишком напуганные хаосом, ударяющим по их границам и наводнением беженцев, много говорят о политической реформе.

Перемена должна произойти

Короче говоря, арабы редко жили в более мрачные времена. Надежды, взращенные Арабской весной – на более содержательную политику и более чуткое руководство, на больше рабочих мест и экономику меньше поделенную между президентскими приспешниками – были разбиты. Источники безысходности бьют через край.

Богатые государства Залива видят, как их доходы урезаются коллапсирующими нефтяными ценами. Строгие иммиграционные правила, которые они вынуждены установить вместо экспорта рабочей силы в лице уроженцев других арабских стран или азиатов, ударили по потокам денежных переводов, через которые они субсидировали своих более бедных соотечественников. Демографическое давление нарастает. Около 60 % населения региона до 25 лет. Диаграммы Международной Организации Труда показывают, что молодежная безработица на Ближнем Востоке и в Северной Африке с уже внушающих страх 25 % возросла до почти 30 %, что более чем в два раза больше средней мировой. Погоня за рентой бурно разрослась, а стандарты государственного образования и отправления правосудия все еще удручают. Экономический рост медленный или стагнационный; рука сил безопасности стала тяжелее, чем когда-либо, в большей или меньшей степени, повсюду. Сектантское разделение и классовое соперничество углубились, обеспечивая плодородную почву для радикалов, которые постулируют их собственное жестокое видение Исламской Утопии, как единственное решение.

Поэтому, кажется, Арабская весна не принесла ничего, кроме горя. В некоторых кругах стало модным подражать России и Ирану, обвиняя в этом провале предположительно «наивных» западных политиков. Если бы западные державы не покинули старых союзников, таких как египетский Хосни Мубарак; если бы они не включились в поддержку ливийских повстанцев; если бы они не предполагали, что сирийский диктатор Башар аль-Асад был только еще одним домино, ожидающим падения; если бы они не поворачивали слепой глаз к опасности исламских фанатиков: тогда все было бы хорошо.

Это вздор. Выстраивать восстания 2011 года как последовательность изолированных событий, каждое из которых имело уникальный и оптимальный политический отклик – это отрицать историческую реальность того, что случилось. Так задним числом опровергают реальный опыт видения целого региона – и при этом самого политически вялого региона в мире – кружащегося во внезапном, синхронизированном движении. Это также отрицание деятельности по отношению к самим действующим лицам: к толпам, чей плач «Довольно!» достиг критической массы; к параноидальным правителям, чье отношение обострило протесты.

При этом нельзя сказать, что события 2011 года не имели предшественников. Алжирское Исламистское восстание в 1991 году, две Интифады в Палестине, «Революция освобождения», которая свергла правительство Ливана в 2005 году, даже кратковременная «Зеленая революция» в неарабском, но соседнем Иране, все сигнализировало о стремлении региона к переменам. Но мировые демократии, по большому счету, правильно рассудили, что то, что они видели в 2011 году, было нечто более обширное, более мощное и более трудно управляемое, чем совокупность национальных кризисов, которые случайно совпали. Они также не были наивны, чтобы думать, что поддерживая «арабскую улицу» добьются движения этих стран ближе к глобальным нормам хорошего управления. Это было требование демонстрантов, сделанное во время протеста после протеста, от Залива до Атлантики.

В суждении все неправильно

Наивность Запада, которая была общей – и за нее заплатили своими надеждами демонстранты, лежала в недооценке двух вещей. Одной была хрупкость многих арабских государств, слишком слабых в своих установлениях, чтобы выдержать такие волнения, как, скажем, Южная Африка, когда апартеид пал. Другой была порочная решимость, с которой установившиеся режимы будут стремиться сохранить или вернуть контроль. Кто мог поверить, что сладкоречивый лидер, такой как мистер Асад, предпочтет разрушить свою страну скорее, чем покинуть свой дворец? Таковы были истины, которые обрушили надежду.

Так же, как Весна сама была больше, чем просто совокупностью национальных событий, так и нынешний период контрреволюции является международным вопросом. Консерваторы по всему региону получили мощную поддержку из Залива. Одним из ранних и ярких примеров этого было Бахрейн, где правящая семья призвала собратьев суннитских монархов, чтобы помочь ей подавить продемократическое движение, защищаемое его шиитским большинством. Прошлогоднюю интервенцию в Йемен коалиции, спонсируемой Саудовской Аравией, можно рассматривать в том же свете. Саудиты стремятся не только помешать повстанцам-хуситам, чью иранскую поддержку они бранят. Они пытаются заставить вернуться к статус-кво.

Наиболее интернационализированый конфликт – это ожесточенная гражданская война в Сирии, где державы из региона и из-за его пределов соперничают через доверенных лиц. Война давно метастазировала в монументальную всеобщую свалку, с участием дюжин драчунов. Но она остается в своей основе борьбой между обиженными гражданами и имеющей узкую базу – и в случае Сирии во многом сектантскую – элитой стремящейся сохранить свою власть.

В Египте, где национальное государство дольше существует и более стабильно, «старый режим» в борьбе – снова при помощи из Залива - победил, на данный момент. Египет давно рассматривается как региональный лидер, и по серьезным причинам. За прошедшие пять лет он представляет наиболее показательную историю провала Арабской весны; сегодня в нем подчеркивается степень, в которой сохраняется напряженность, которая привела к восстаниям.

Мир выглядит также

В 2010 году, за шесть месяцев до того как протесты на Площади Тахрир превратились в восстание (даже египетские энтузиасты сейчас стесняются называть это революцией), которое свергло мистера Мубарака, эта газета предупредила о надвигающихся изменениях в Египет и предположила, что существуют три сценария, которые могут быть разыграны. Страна может, подобно Ирану в 1979 году, испытать народную революцию, которая затем будет захвачена исламистами. Подобно Турции в 2000-е годы, он мог бы стать подлинной, хотя шаткой и ущербной, демократией, где власти необходимо приручить поддерживаемое военными «глубокое государство». Или, подобно России, он может пострадать от Путинистского путча, с восстановлением глубокого государственного контроля при новой сильной личности.

Мы были слишком скупы. Египет, в смешении стилей, испытал не один, а все три из этих результатов. Его революционеры преодолели, на короткое время, силы безопасности, поддерживавшие правление мистера Мубарака. Египтяне затем проголосовали за правительство, возглавляемое «Братьями Мусульманами» - правительство, которое вместо того, чтобы сократить глубокое государство, попыталось поставить сторонников партии в его недра. (Также как это происходит с исламистского тока правительством Турции с 2011 года, с довольно большим успехом). Народный гнев против исламистов, воспламененных и взращенных глубоким государством, затем привел Египет к российскому варианту в мягком перевороте, который провел Абдель-Фаттах аль-Сиси, генерал и министр обороны, ставший президентом в июне 2013 года.

Два с половиной года спустя, контрреволюция мистера Сиси появляется все полнее. Мистер Мубарак и его приспешники, не говоря уже о полиции, ответственные за то, что убили и искалечили сотни в столкновениях 2011 года, вышли из тюрьмы. Десятки тысяч «Братьев Мусульман», вместе с сотнями светских революционеров, отправлены в тюрьму, в изгнание, или мертвы. Почти 1000 исламистов была убита, когда анти-переворотные протесты были подавлены в 2013 году. Полиция убила десятки с тех пор; другие умерли от пыток или пренебрежения в тюрьме.

Люди мистера Сиси особенно позаботились, чтобы замучить технически продвинутых молодых людей, чьи социально-медийные навыки сделали революционный эксперимент возможным. И государство предприняло беспрецедентные усилия для того, чтобы контролировать суды, университеты и медиа. Сшитая на заказ Конституция, которая предоставляет широкие полномочия президенту и армии, и избирательные правила, предназначенные для получения фрагментированного парламента, представляют его с внешними атрибутами демократии. Но это притворство. Мухабарат (тайная полиция) вмешался в выборы 2015 года, чтобы обеспечить покорный парламент, лояльный президенту. Не удивительно, что явка была угнетающей, особенно среди молодежи. Их презрение оказалось еще более обоснованным, когда правительство внезапно отменило результаты декабрьских выборов студенческих советов в вузах страны. Прореволюционные кандидаты победили повсеместно.

Многие египтяне хвалят мистера Сиси за избавление страны, как от исламистов, так и от революционных горячих голов. Многие сейчас еще больше избегают политики вообще, что с точки зрения автократов почти счастливый результат. «Братья Мусульмане», остающиеся в разрушенном состоянии неопределенности, и более радикальные исламисты, которые возглавили террор и захватили кусок территории на северо-востоке Синайского полуострова, не стали шире распространяться среди широкой общественности. Еще одно восстание в масштабе 2011 года является маловероятным в ближайшем будущем.

Но усилия, чтобы построить большую, более сильную «стену страха» привели к отдалению народа Египта от государства, не просто жестокого, произвольного и необъяснимого, но также слишком некомпетентного и слишком разрушительного, чтобы купить их молчаливое согласие. Инвесторов отпугивает неустойчивость политики, чрезмерная власть армии и Мухабарат и непредсказуемые, часто карательные суды. Государственный долг Египта остается колоссальным. Дефицит бюджета превысил 10% каждый год, начиная с 2011 года; в середине 2015 года сочетание внутренних и внешних обязательств Египта оттолкнуло 100% ВВП. Валюта находится в упадке – также как и туризм. Такие инциденты, как убийство группы мексиканских туристов ошибочно принятых авиацией за террористов, фарсовое обращение правительства, касающееся взрыва российского гражданского авиалайнера на территории Египта в октябре, показывают государство неумелым. У благодетелей мистера Сиси в Заливе, которые подпирали его режим возможностью $30 млрд дешевых кредитов, центробанковских депозитов и топлива, по общему мнению, заканчивается терпение и есть риск, что заканчиваются деньги. Неоднократно выручаемый в прошлом, Египте не имеет больше спасителей на очереди.

Снимаю шляпу перед новой Конституцией

Недавний твит – «кто-нибудь пробовал переключение: выключить Египет и включить его снова?» - резюмирует отчаявшееся настроение народа этой разбитой страны. Из-за отсутствия альтернативы, или переключателя «включить-выключить», большинство приняли выжидательную позицию, молясь, чтобы мистер Сиси облегчил хватку, или надеясь на дворцовый переворот, чтобы установить менее военно-мыслящего правителя. «Самый дешевый вариант – это внутренние изменения внутри режима», - говорит Абдель Монейм Абул Футух, бывший «Брат Мусульманин», чья центристская платформа получила 4 миллиона голосов в ходе президентских выборов 2012 года. «Революции являются накопительными, и требуется время, чтобы давление наросло».

Но если восстание мало изменило в том, как работают вещи, оно изменило многое в том, как они воспринимаются. Hani Shukrallah, египетский комментатор, уподобляет воспоминания от Площади Тахрир призраку отца Гамлета, присутствие которого может быть нематериальным, но остается движущей силой драмы, и который безмолвно настаивает на том, что что-то прогнило в государстве Египет.

В основе гнили в Египте и других странах лежит неспособность поколений арабских элит к созданию подотчетной и эффективной модели управления, и к поощрению образования. После около 60 лет, по сути, фашистского правления – насильственного сплочение за увешанным медалями патриархом, помпой и парадами и пропагандой, прикрывающей тот факт, что люди не имеют права голоса – было, пожалуй, не удивительно, что реакция, когда это произошло, была невнятной и недостаточно направленной. Арабские революции произвели несколько лидеров, несколько заслуживающих доверия программ для действий и несколько идей. Но они не производят столь необходимую ясность о таких вещах, как то, что политический Ислам на самом деле означает на практике, где арабы стоят в мире и друг с другом, и какие слабые и сильные стороны арабских государств и обществ.

Прежде чем прийти к краткой и бесславной власти в Египте «Братья Мусульмане» привлекали верующих простым, но расплывчатым лозунгом «Ислам является решением». Опыт теперь много больше подсказывает арабам задаться вопросом, что ислам? Если это означает выкручивающую руки, отсекающую головы версию, провозглашенную Исламским Государством, которая отвергает всех мусульман, кроме его собственных приверженцев, как уклонистов и грешников, то имеется мало желающих. Если это означает наделение политической властью более мэйнстримных религиозных деятелей, которые не могут договориться по положениям учения, это не выглядит сколь либо привлекательно. И это не «Братья Мусульмане», которые показали себя консерваторами, помешанными на захвате, а не на реформирование государства, принеся гораздо больше споров.

На протяжении десятилетий арабские творцы общественного мнения приписывают множество региональных бед западному – и особенно американскому вмешательству, равно как их лидеры привычно ориентированы на Запад за помощью или военной защитой. И Запад вряд ли невинен; крупнейшим региональным фиаско до последних лет была впечатляюще неумелая американская оккупация Ирака. Но трясина, оставшихся ненеизбежных ошибок, наряду с неэффективным ответом Запада на Арабскую весну, убедили всех, кроме сторонников всемирного заговора, что имеется не так много оснований говорить о всемогуществе Запада, американской гегемонии или даже сионистском заговоре. Возможности Запада проявились как ограниченные и редко эффективно реализуемые. Это собственная слабость региона, а не злобные намерения Запада, сохраняет неопытность в отношении внешних сил.

В то же время многие арабы также увидели, не впервые, но, возможно, теперь яснее, чем когда-либо, как слабы связи между арабскими государствами на самом деле, несмотря на десятилетиями провозглашавшийся лозунг арабского единства. И они увидели, как слабы собственные государства, и что более печально, как слабы многие их общества. Иракцы и сирийцы любят говорить, что до американского вторжения или восстания 2011 года не было никаких трений между суннитами и шиитами. Если это правда, тогда такая солидарность была очень легко нарушена.

История не изменилась

Если слабости государств обнаружены, их прорабатывают. В Египте и Тунисе, а тем более в Сирии мистера Асада, никто не знал, кто в каком из множества конкурирующих охранных агентств, что и как в действительности контролировалось. Они не могли положиться на, скажем, податливую судебную систему, встроенную в общую форму вещей. Теперь они могут. В Египте нынешняя масса вдумчивых молодых революционеров сторонится улицы в пользу тихого составления планов капитального ремонта полиции или реформирования судебной системы. Если другое восстание начнется, его требования будут выходить за рамки удаления номинального главы и выборов органа законодательной власти, убранного подальше от рычагов реальной власти.

И что еще может быть на повестке дня перемен? Достаточно взглянуть на ИГ – что в ужасной иронии является единственной по-настоящему новой моделью государственного управления, чтобы волну революций подбросило вверх. Группа является чудовищной. Ее «государство» является во многих отношениях неприятнее воспроизводства прежних автократических режимов, в сочетании с жестокой «исламской» показухой, что большинство мусульман находит отталкивающим. Тем не менее, тот факт, что этот уродливый эксперимент выживает вообще, несмотря на полу-объединенные усилия мира, чтобы прервать его, служит уроком для региона.

Хотя законы ИГ гротескны, другие арабские государства должны принять во внимание, что его акцент на быстрое и непреклонное правосудие апеллирует не только к сирийцам и иракцам, отчаявшимся в условиях хаоса. Оно реагирует на пылающую общественную необходимость исправить десятилетия воспринимаемых обид. Так ИГ нетерпимо к коррупции в своих рядах, и оно фокусируется, даже с ограниченными средствами, на предоставление услуг, таких как здравоохранение, образование и социальное обеспечение. В отличие от других арабских государств, которые, как правило, гиперцентрализованы, ИГ предоставляет широкие полномочия местным администраторам. Эти чиновники пытаются регулировать и облагать налогом коммерцию, а не контролировать ее. Вместо того чтобы установить свою собственность в нефтяной промышленности, как и почти все остальные арабские государства, оно продает сырую нефть на своей территории у устья скважины, а впоследствии взыскивает налоги с людей, которые продолжают ее переработку и транспортировку.

Недостающие ингредиенты в этой формуле очевидны: базовое уважение к правам человека и различиям, системы отчетности, метод правотворчества, который прислушивается к воле и интересам общественности, а не просто к религиозным текстам или капризам так называемого халифа. Такие существенные компоненты хорошего управления зачастую лень собрать вместе, как часть солянки называемой демократия. Арабская весна показала, что, может быть, эти составные элементы, больше чем театральность свержения тиранов или проведение шумных выборы, являются ключом к успеху.

В напряженном спокойствии, которое поселились в таких странах, как Тунис и Египет, в хрупком мире, который, несомненно, будет, в конечном счете, преобладать на всей территории Ирака, Сирии и Йемена, и в течение когда-нибудь будущей паузы, переживаемой другими арабами, ждущими перемен, именно этим видам институциональных строительных блоков, необходимо уделять внимание. Арабы могут принять к сердцу тот факт, что в Европе в якобы революционных годах 1848 и 1968 произошло небольшое движение вперед; на самом деле их непосредственный эффект вызвал консервативную реакцию. Историк А. Дж. П. Тейлор, описал 1848, год общеконтинентального восстания против автократии, как момент, когда «история достигла поворотного момента, но не смогла повернуть».

Но в обоих случаях революционное изменение пришло, в затяжной форме, в следующем поколении. Это было вызвано в меньшей степени уличными действиями, чем спокойными эволюциями в культуре, обществе и экономике, а также строительстве новых и более сильных институтов. Это не так опьяняет, как массовое действо на Площади Тахрир. Но если какой-то будущий сезон перерождения приведет к прочному лету, там в первую очередь должны быть какие-либо глубокие изменения климата.