Кино «Страшные сказки»: истории мрачные, свирепые, фривольные

В одной прекрасной земле правили король и королева. Они были красивы, богаты, окружены верными подданными, но бездетны. Королева была готова пожертвовать кем угодно, включая себя и собственного супруга. «Новая жизнь взамен требует чьей-то смерти. В мире должно быть равновесие», — говорит безутешной паре непонятно как проникший во дворец долговязый мужчина в черном. Супруги соглашаются. В другой прекрасной земле король, которому опротивели всевозможные плотские утехи, влюбляется в обладательницу нежнейшего голоса, на поверку — морщинистую старуху с лицом, как печеное яблоко. У правителя третьей, и тоже прекрасной, земли подрастала очаровательная, музыкально одаренная дочь. Однако все отцовское внимание доставалось не ей, а — обычной блохе, однажды пойманной и при любовном уходе выращенной до размеров, скажем, новорожденного слоненка.

Барочные сказочные истории Джамбаттиста Базиле опубликовала сестра писателя, уже после его смерти. «Сказка сказок, или Забавы для малых ребят» считается первым сводом европейских фольклорных произведений, литературно обработанных и пригодных для чтения, прежде всего, взрослыми. Шарль Перро переработал некоторые базилевские сюжеты (всего их было 49), убрав или смягчив кровавые и членовредительские подробности, и адаптировал для детей. Братья Гримм перевели «Сказку сказок» на немецкий, сохранив жуткости и ужасы сказочной реальности эпохи барокко. Собрание Базиле опосредованно использовали Карло Гоцци, Людвиг Тик и Ханс-Кристиан Андерсен. Для тех, кто хоть немного знаком с немецкими и датскими текстами, жестокость итальянских историй навряд ли окажется неожиданной. Достаточно вспомнить «Золушку»: старшие сестры, желая заполучить главные призовые — туфельку и принца, оттяпывают себе на ногах кто пальцы, кто пятки. А в андерсоновских «Девочке, которая наступила на хлеб» и «Красных туфельках» одну героиню отправляют на дно болота, где она увлекательно проводит время в окружении мерзопакостных существ, а второй топорик отрубает ноги.

В определенном смысле Гарроне реабилитирует даже не собственно сказки, а их первооснову — устные народные истории, порой мрачные, свирепые, фривольные. В его фильме нет галантных принцев и нежных принцесс, великодушных героев и добродушных великанов, благородных королей и королев. Здесь почти нет и положенных, согласно сказочному регламенту, чудес. Волшебный мир, созданный фантазией режиссера (в прошлом, кстати, художника), населен чудовищами — не по форме, а по сути. Одна так истово желает сделать свою мечту явью, что готова на всё и даже больше. Другого влечет восхитительная внешность, а что кроется за фасадом — ему безразлично. Третий намерен держать слово, во что бы то ни стало, даже если родной дочери от этого будет нестерпимо больно. Обитают же герои в замках удивительной архитектуры, окруженных живописными лесами или холмами. Камера оператора Питера Сушицки движется плавно и вкрадчиво, замирая на месте и давая возможность рассмотреть детали прекрасного, то поднимается ввысь или забирается в узкие ущелья, а то бродит по морскому дну или скользит вдоль отвесной горной стены.

Фильм можно было бы посвятить памяти швейцарского психиатра Карла Густава Юнга и Владимира Проппа, автора монографии «Исторические корни волшебной сказки». Не буквально, конечно, но весьма точно на экране обретают плоть и кровь и оживают архетипы и идеи, некогда описанные и озвученные. Впрочем, знание трудов Юнга и Проппа не обязательно. Достаточно даже давнего знакомства с самими сказками. Все истории и персонажи легко узнаваемы, что в данном случае принципиально. Остается лишь следить за тем, как Гарроне исследует темные стороны человеческого сознания и души. И это важно. Реалистичность «Страшных сказок» завораживает не меньше, чем придуманное для нее визуальное обрамление.